Я никогда не смотрю девятую серию, в которой Плейшнер бросается из окна.
Я наизусть знаю, что во второй серии Штирлиц будет раскладывать пасьянс из шаржей: Гиммлер, Геббельс, Борман, в четвертой печь картофель в камине, а в восьмой спать в машине «еще ровно 20 минут». В шестой старая фрау Заурих будет забавно играть на рояле. Двенадцатая всегда посмешит сценой с Ульяновой. Ее гордое «в любви я — Эйнштейн!» и фраза Штирлица «пойди, начерти пару формул» давно ушли в народ. Но финал двенадцатой всегда будет грустным: под музыку Таривердиева камера будет долго отъезжать от героя, сидящего на траве, и каждый раз печаль финала будет в том, что мы знаем, что всё скоро закончится, а он нет…
Все эти годы мы невольно играли в Штирлица. Любили цитировать («Штирлиц, а вас я попрошу остаться»), любили анекдоты. Поругивали цветную версию и угорали от смеха от пародийного Бурунова в розовом кителе. Штирлиц выдерживал любые шутки — знак истинной народной любви.
Когда Стоянов и Олейников снимали свою пародию на встречу Штирлица с женой, они превратили буфет на студии в ресторан, но наклеенные на стекла слоны и надпись Elefant висели еще несколько лет — нам нравилось.
11 августа 1973 года была суббота. Сегодня бы ни за что не стали давать такую премьеру в разгар лета. Я пытаюсь вспомнить ощущения от первых показов «Семнадцати мгновений весны». Даже странно, что я их помню. Помню, что именно тогда страна массово полюбила Броневого и впервые увидела Куравлева без парика да еще и немцем. А еще я помню, что показывали с повтором утром — была в те годы неплохая традиция для тех, кто работает в вечернюю смену.
Фраза про улицы, которые пустели, когда шел фильм, давно стала назойливым журналистским штампом. У них теперь из-за любого фильма пустеют улицы. Но так было только тогда, в конце лета 73-го.
Фильм полюбили из-за Штирлица, это так. Но главным был новый взгляд на войну со стороны врага, когда войну все еще помнили. Фильм цеплял своим черно-белым стилем, обилием немецкой хроники, подробностями. Миллионы зрителей фамилии Шелленберг, Мюллер, Борман слышали впервые. Это был новый вариант «Обыкновенного фашизма». И без голоса Копеляна кино даже с любимым Тихоновым могло не иметь такого успеха.
Опубликовано в телеграм-канале Лазуренко.Новости