Она вошла в мою молодую репортерскую жизнь грациозно и чуть подпрыгивая. Пожалуй, как только она одна и умела. Вошла и уселась на банкетку. Позволив добавить в свою биографию строчку «а еще меня сама Гурченко ждала!»
Впрочем, счет за подобную дерзость был выставлен соответствующий…
Под Храмом Христа Спасителя в тот вечер гремела торжественная музыка. Малоизвестная, но напыщенная организация меценатов достигла кульминации своего развития. В зале торжественных обрядов ХХС она награждала элиту общества своей высшей наградой. С не менее напыщенным названием «Национальное достояние».
И, из-за того, что мой первый московский работодатель уже был полным кавалером наградной линейки меценатов, канал устроил масштабную трансляцию сего события. И я, как молодой, но подающий надежды, стоял за кулисами и писал благодарственные речи признанных.
Как-то в тот вечер все у меня не задалось. Озаботившись внешним видом одного из губернаторов, например, я аккуратно предложил ему:
— Может, верхнюю пуговицу-то застегнем, и галстук подтянем, пока не начали писать?
— Так это же в Европе высший шик, — произнес представитель исполнительной власти, покосившись на меня недобро и почесав свою толстую шею…
Потом к нашей камере потянулась стайка творческих работников. Да такой плотной стайкой, что, даже в две камеры, писать их мы не успевали. Когда по мрамору будуара главного храма страны застучали ее каблучки, на мой объектив «работала» подзабытая народом телеведущая. Пресс-секретари меценатов, подводившие к нам звезд, предложили ей подождать на банкетке. И она согласилась, отвернув от нас голову так, что все вокруг, самыми глубокими уголками сознания, ощущали, какую ошибку совершают, заставляя ее ждать.
На повисшую в воздухе тревожную атмосферу не обращала внимания только соскучившаяся по телекамере отставная телеведущая. Монолог ее все не кончался, но образ великой актрисы, что прожигал мое периферийное зрение, ни единым движением не сменил гнев на милость.
Наконец, ведущая в своей витиеватой речи поставила, как ей показалось, красочную точку. И выдох облегчения съемочной группы заглушили наигранные аплодисменты Гурченко.
— Браво, — прохрипела она в спину уходящей телеведущей, не сдвинувшись, впрочем, со своей банкетки.
— Людмила Марковна, скажите и Вы пару слов, — смог, наконец, выдавить я. Гурченко с тяжелым выдохом поднялась и стала на указанное место.
— Какой план? – очень тихо спросила она. Получив ответ ее удовлетворяющий, добавила – Я готова.
Здесь я, молодой, встревоженный и задавленный авторитетом, совершил ошибку.
— Людмила Марковна, — промямлил я заискивающе, — у Вас уже столько наград. Теперь еще и «Национальным достоянием» Вас признали. Что Вы сейчас чувствуете?
Если бы ее туманные глаза могли прожигать, от окатившего с ног до головы взгляда я превратился бы головешку на том же самом месте. Сомнение в том, что она и до этих сомнительных наград являлась национальным достоянием, стало последней каплей.
Осознав, что после такого нас уж точно не стоит жалеть, Гурченко, фирменно поплямкав и подняв к небу глаза, заговорила:
— Знаете, эта награда очень важна для меня. Потому, что в начале 90-х, когда кино было в упадке, мне звонили и предлагали поучаствовать в каких-то мероприятиях. И спрашивали: сколько это будет стоить? Сколько Я буду стоить? После этого повисала тяжелая пауза потому, что я не знала, сколько я стою. Теперь я знаю: Я БЕСЦЕННА.
Гурченко замолчала, с вызовом посмотрев на меня. Но хилое «спасибо» — единственное, чем я смог парировать. Тогда она, быстро развернувшись на шпильках, подхватила под руку своего попутчика и, презрительно махнув рукой в нашу сторону, двинулась туда, где вовсю звенели бокалы в руках награжденных.
И, только когда за Гурченко закрылась дверь, мы нервно засмеялись…
Трансляцию пафосного шоу я смотрел только, чтобы узнать что оставит из ее 10-секундной речи режиссер монтажа. Оказалось, резать Гурченко он не решился. Бесценная звезда с банкетки пошла в эфир целиком.
