В салоне вдруг запахло жаренным миндалем. Возможно фундуком, или уж точно чем-то с парижских бульваров. Странный запах для самолета, что вот-вот отправится в мир ароматов, созданный седым Доном и им же бережно хранимый.
Возможно, впрочем, так пахнет реагент, что облизал металлическую спину лайнера, спасая его от позднеапрельского снега. А там глядишь и освежители туалетов добрались до системы вентиляции. Так ли это важно, когда сотрудница САБа перед досмотром бросила взгляд в твой паспорт, замерла, резко соскочила с него на лицо и заулыбалась.
— На какого-то артиста похожи, — сказала она так, будто не хотела, чтобы кто-то услышал и разрушил мир ее мечты, сотканный прямо посреди длинной очереди на досмотр. — Только сейчас не вспомнить на какого.
Ее заговорческая улыбка перешла ко мне вместе с эстафетной палочкой в виде собственного же паспорта. Она, вдохнув, приняла серьезный вид, который, видимо согласно каким-то важным инструкциям, должен символизировать хранительницу небес. А меня через час с небольшим ждало место, в котором во времена фотографии в паспорте еще сравнивали с Томом Крузом. Теперь уж точно не будут. Это я понял несколькими днями ранее, когда сотрудник очень важной охранной организации, всматриваясь в тоже фото, что понравилось сотруднице САБа сурово произнес:
— Что ж на фотографиях проходящие через меня сегодня так не похожи?!
